"Блин! Прямо ниндзя какие-то. Хотя, что мы знаем про дотатарскую Русь? Тем более, про Русь языческую. Вполне может быть, что где-то в лесном святилище готовят что-то вроде «спецназа», а, поскольку главный враг для них княжеские дружины, то и учат противостоять латной коннице".
— Так что, ребятки, не Нинеины это люди. — Продолжил дед. — Она баба, и воинов в ее веси не было, одни смерды, да охотники. Но если Нинея нужна ЭТОМУ из-за древности рода и уважаемого имени, то мог ОН придумать поклониться ей беглецами, чтобы на свою сторону привлечь. Выходит, что теперь мы ЕГО опередим, и Нинею на свою сторону перетянем.
А вот насчет того, чтобы не селить к ней тех, кто от Иллариона сбежал, ты Михайла правильно придумал. Их вообще надо подальше друг от друга разбросать. Ну, часть из них уже разошлась по рукам, а тех, кто нам по жребию достался, боярам раздадим, пусть на свои земли развозят. Нет, это ж надо! — Дед всплеснул руками. — Бояр своих завожу! Обос… Кхе! Обалдеть можно!
— Погоди радоваться, деда. Самое сложное впереди. Помнишь, с чего разговор начинался?
— Не мудрено и забыть! Такого наслушался. Мозгам впору, как простокваше свернуться! Лавруха, ты как, не очумел еще от книжной премудрости?
— Да нет, ничего, батюшка, даже интересно.
— Увы мне, убогому, да увечному! Из одного премудрость, как понос хлещет, другому хоть бревном по башке бей, даже не почешется, один я сирый да ветхий от скудоумия в тоску впадаю.
— Ты бы на пиво не налегал, батюшка, — попытался урезонить отца Лавр — разговор-то серьезный.
— Учить меня будешь, сопляк? Да я только этим и спасаюсь, а то бы давно от ваших разговоров в уме повредился! Вещай далее, Михайла, мне теперь уже ничего не страшно! Все одно пропадать!
— Деда, налей пивка.
— Мал еще!
— А с татями резаться — не мал? — Мишка попробовал набычиться, как недавно дед. — А десятком командовать и людей терять — не мал? Ты сам-то вспомни, как первого своего подчиненного потерял, легко было?
— Кхе. Первого… не было у меня первого, Михайла. В первом же бою, как десятником стал, троих потерял. Двоих сразу, а третий еще почти всю ночь жил. Так всю ночь с ним и просидел. Тоже Андреем звали. А потом матерям их… Не знаешь ты еще этого, Меркуха-то сиротой был. Давайте помянем, что ли. Налей ему Лавруха.
Выпили на помин души раба Божьего Меркурия. Дед утер усы и пригорюнился:
— Кхе! Хороший был парень Меркуха, о младших заботился. Помнишь, как говорил: "Ребяток жалко, я-то обойдусь как-нибудь"? От брони ради них отказался. От того и погиб…
— Митьке не пригодилось, ему в лоб прилетело. — Уточнил Мишка и, как тут же выяснилось, не к месту.
— Нет, пригодилось! — Дед стукнул кружкой об пол. — Если бы не бронь, ему бы не в голову, а в туловище стреляли, сейчас бы двоих поминать пришлось! Запомни, Михайла, ничего зря не бывает. Особенно такого — бронь другим отдать, а самому погибнуть. Раб Божий Меркурий собой всех четверых закрыл и погиб как истинный воин! Вечная память и Царствие Небесное!
Дед истово перекрестился, за отсутствием Красного угла, на окошко.
"Да, воинов в рай «автоматом» пускают. А уж того, кто собой ради других пожертвовал… Надо как-то сделать, чтобы его в Младшей страже помнили. Может койку в казарме вроде как для него держать, как в Советской Армии? И на перекличках первым вызывать, и чтобы отвечали: "Воин Меркурий пал смертью храбрых…". А я с ним и не поговорил толком ни разу".
— Михайла. Михайла! — Затеребил Мишку дед. — А ну-ка, хватит кукситься! Ежели ты людьми командуешь, то как бы тебе тошно не было, виду показывать не смей! Командир бодр, и люди бодры, а командир затосковал, так его людям и вообще в пору утопиться. Привыкай. Теперь на тебя все время люди смотреть будут.
— Угу.
— Не «угу», а давай дальше вещай. Чего ты там про бояр сказать хотел?
— Наказ боярам давать надо.
— Да? Лавруха, не наливай ему больше, видишь: ничего толком объяснить не может.
— Да все я могу, деда. Только отвлекаемся все время. Только об одном заговорим, так сразу на что-то другое переезжаем. А потом опять возвращаться приходится и вспоминать: на чем остановились.
— Да? Тогда наливай, Лавруха.
— Батюшка, а не хватит ли? — Снова попробовал остановить отца Лавр.
— Не зуди, Лавруха, у меня от этого ум только острее делается! Давай, Михайла. Бояр завтра собирать придется, а мне еще обдумать надо то, что ты расскажешь. Вещай, внучек.
— Наказ боярам давать надо. Землю, людей и боярское достоинство мы им не за просто так даем. С них за это служба спросится.
— А сейчас они не служат, что ли?
— Сейчас они ратниками служат, а будут воеводскими боярами. Это разная служба. Вернее, это добавка к ратной службе, которая для них и сама теперь изменится. Первый год оставим им на обустройство, а на второй год повинны они будут выставлять уже не десяток, а два. Пусть берут людей, где хотят. Да ты им уже и сказал, где брать. На третий год — три десятка, на пятый — полусотню. И пацанов в Младшую стражу, хотя бы, по пятку в год. Вот так. И спуску не давать! Ратную силу приумножать надо, отец твой — сотник Агей — еще решительнее поступил, будем надеяться нам такое не понадобится.
— Кхе! Да пусть холопок брюхатят, все — приплод.
— Батюшка! При пацане-то…
— А-а, не дите уже, вон, гляди, как пиво трескает! Про прирост ратной силы верно сказал, давай дальше, Михайла.
— Воевода на себя должен все дела Пригорынской земли взять, в том числе и сбор княжьей дани. И собирать придется больше, чем князь в полюдье собирает, иначе на кой ему такой воевода?