— Нет, не в наших это обычаях, деда. Но вот у ляхов земля разделена на воеводства.
"Разделена или еще будет еще когда-то разделена? Не знаю, ну и неважно!".
— Вот это, деда, нам подойдет. Погорынское воеводство, и во главе его Пригорынский воевода боярин Корней сын Агеев из рода Лисовинов!
— Красота! Лавруха, чего молчишь? Нравится?
Лавр, невольно копируя отца, тоже задумчиво поскреб в бороде.
— Нравится-то, нравится, батюшка, и воевода ты и взаправду, а вот боярин…
— То-то и оно, — наставительно заметил дед — заврался ты, Михайла.
— И ничего я не заврался! Все просто решить можно!
— Сам, что ли, мне боярскую грамоту напишешь, "Княже Великий"?
— Да она уже написана!
— Вот ты о чем… — Дед, прищурившись, уставился на внука. — Помнится, боярин Федор при тебе об этом не говорил. Откуда проведал?
— О чем вы, батюшка? — Встрял Лавр.
— Погоди, Лавруха! — Корней отмахнулся от сына, как от зудящего над ухом комара. — Что-то мне не нравится, когда кто ни попадя, ненужные вещи узнает. — Дед набычился, шрам на лице начал наливаться кровью. — А ну признавайся, паршивец: от кого узнал!!!
Выдавать мать Мишке показалось недостойным и он решил воспользоваться любимым приемом «дерьмократов», умудряющихся, чуть ли не в любом событии, узреть происки спецслужб:
— В Туровском епископстве за нашей сотней внимательно следят, деда. Сам понимаешь. С чего бы меня епископский секретарь Илларион обхаживать стал? Феофана ко мне приставил, а тот, оказывается, с отцом Михаилом в Царьграде вместе учился…
"Пургу Вы, конечно, гоните, сэр Майкл, но выглядит весьма многозначительно. Дед должен клюнуть".
Дед клюнул:
— Знают, значит. — Пробормотал он негромко. — Только попы или князь тоже? Нет, Вячеслав только приехал, не мог прознать, а попы против сотничьей гривны и не пикнули. Значит одобряют?
— Илларион Православный орден создать хочет. — Напомнил Мишка. — Может с Погорынского воеводства и собирается начать?
— Может и собирается… — Машинально ответил дед, думая о чем-то своем.
— Да в чем дело-то?! — Не выдержал, в конце концов, Лавр. Батюшка, да объясни ж наконец!
— А? — Корней уставился на сына, словно только сейчас заметил его присутствие. — Чего тебе, Лавруха?
— Что за грамота, батюшка? О чем вы с Михайлой речь ведете? При чем тут попы, да еще туровские?
— Кхе… — Дед неожиданно подмигнул Мишке. — Задурили мы твоему дядьке голову, Михайла? А?
— Так может, объяснишь, деда. Я-то тоже не очень точно знаю. — "Прикинулся шлангом" Мишка. — Так только, намеками.
— Кхе… В общем, такое дело… — Дед все еще колебался. — Славка… Князь Ярослав Святополчич, когда на Волынском столе сидел, грамоту мне пожаловал… На боярство и воеводство Погорынское. — Дед умолк, снова о чем-то задумавшись.
Мишка затих, боясь спугнуть удачу. Ляпнешь что-нибудь не то, и дед, из чувства противоречия, возьмет и упрется, с места не сдвинешь — упрям сотник Корней, временами, как баран. Лавр тоже немного помолчал, но потом опять не выдержал:
— Ну, так и что, батюшка? Князю виднее: кого чем награждать. Что, пропала грамота, что ли?
— Да не пропала, Лавруша, не пропала. У Федора она хранится до сих пор.
— Так что ж тогда?
— Понимаешь, сынок. — Дед впервые за все время, что помнил Мишка, назвал Лавра сынком. — Князь Ярослав всегда считал, что имеет наследственные права на туровские земли, а князь Мономах, как раз наоборот, этих прав за ним не признавал. Так Славка… князь Ярослав Святополчич извернулся — взял и приляпал на грамоту отцовскую великокняжескую печать. И год поставил тот, когда еще его отец Святополк Изяславич Великим Киевским князем был. Так что, ни Мономах, ни Мономашичи эту грамоту оспорить не могут, но нечестно же!
"Ну и друг молодости у лорда Корнея был, позвольте Вам заметить, сэр Майкл. Трижды женат, причем последнюю жену выгнал с ребенком. Иностранных интервентов на Русь приводил, документы фальшивые фабриковал. Извините за прямоту, сэр, но пробы ставить негде, ей Богу!".
— Ну и что? — Похоже было, что Лавру плевать на юридические тонкости. — Или ты, батюшка не заслужил? Одно только Палицкое поле вспомнить! Ведь всех спас тогда! Что там князь куда приляпал, не наше дело — княжье. Тем более, что с покойника уже не спросишь, а оспорить, как ты сказал, невозможно. Да и не знает об этом никто… — Лавр осекся, вспомнив, видимо, мишкины намеки, на Туровских попов.
"Блин! Надо было правду говорить! Испугается дед епископской своры, да и откажется от воеводства. Дурак, на кой было врать? Мать пожалел? Да чтобы ей дед сделал?".
— Все равно! — Заключил Лавр. — Оспорить нельзя, и ты заслужил! Вот так!
В подтверждение своих слов Лавр стукнул себя кулаком по колену и выжидающе уставился на отца.
— Заслужил, не заслужил… Гм… Оно, конечно… — Дед поднял с пола кувшин со сбитнем, поболтал, прислушиваясь: сколько там осталось, но наливать себе не стал. — Съездить, что ли? Нет, снега вот-вот падут, да и дел не перечесть. Вот дороги просохнут, тогда съезжу. Ладно, Михайла! — Дед еще секунду поколебался последний раз и торжественно провозгласил: — Приговариваю: воеводству Пригорынскому быть!
Лавр шумно вздохнул и весело подмигнул Мишке. Мишка тоже подмигнул в ответ и только тут почувствовав, как взмок, принялся расстегивать на себе полушубок.
— Ишь, разморгались! — Дед и сам не удержал улыбки. — Давай, Михайла дальше излагай, чего ты там собирался… Не упомню уже.