Мать честная! Замахнуться на такое… даже и название-то сразу не придумаешь. Это Вам не перестройка с гласностью и даже не либерализация. Это то, что проделала с Советским Союзом КПСС в те времена, когда она еще называлась ВКП(б). За сорок, оставшихся Вам, сэр, лет создать Державу, способную отразить напор Степи, начистить рыло Польско-Литовской Унии и навтыкать немцам и скандинавам! Как сказал умница Черчилль в 1953 году: "Сталин принял Россию с сохой, а сдал с атомной бомбой". Но кровушки-то пролилось за двадцать девять лет сталинского правления!
А Вы, сэр, насчет кровушки-то, тоже… того. Как Вы Никифору, про дураков у власти: "Можем и сурово поступить". Но "спецназа" у Вас тогда еще не было! Вот откуда, оказывается, ноги растут! Штурм усадьбы Устина, на самом деле, был первой репетицией возможных в будущем штурмов княжеских теремов! Это — если Никифор Вашу, сэр, концепцию всерьез принял, а если нет? Кто Ваши величественные планы в жизнь претворять будет? Другого такого Никифора еще поискать, да и не найдешь, пожалуй. Как мать говорила? Мог бы в первую купеческую сотню выйти, да не хочет высовываться. Капитал раскидан в разных местах: в Турове, Киеве, Новгороде Великом, даже, в Кракове. Наверняка не все перечислила — Никифор, с его склонностью к конспирации, конечно же сестре не все рассказал. Ох, не прост дядюшка Никифор! Торгово-финансовая структура, охватывающая не только Русь, но и соседние страны, скрытность и конспирация, теперь, вот, участие в создании военной структуры и… черт возьми, системы подготовки квалифицированных кадров! Это же какой ресурс создается — кадровый, финансовый, силовой! Планы, к гадалке не ходи, на десятилетия вперед. Что же он задумал такое? И насколько предложенная мной концепция вписывается в его планы? И зачем я ему понадобился? И… Куча вопросов, и все без ответа, а самое главное — отнесся ли он к моим предложениям серьезно? Сначала-то, может и нет, но потом ему такое шоу в стиле "магик" показали…"
Разговор дяди с племянником на ладье закончился, в конце концов, тем, что оба напились вполне добротно. Мишка, правда, изображал опьянение гораздо большее, чем имело место на самом деле, но окосел достаточно сильно, а Никифор… кто его поймет. Выпил он много, но "держать хмель", как Мишка заметил еще в Турове, умел. Поначалу, оба валяли дурака — Мишка излагал свою концепцию, отвлекая Никифора от главного вопроса, а дядюшка "давил на психику", не пренебрегая и физическим воздействием на шустрого племянника.
Потом, Никифор, вроде бы, заинтересовался, разговор принял вполне деловой оборот, но в какой-то момент, когда Мишка от выпитого вина, видимо, потерял бдительность, снова всплыла тема источника мишкиных знаний. Пришлось притворяться пьяным вдрызг. В ответ на упорные расспросы купца, Мишка понес околесицу, перемежаемую ругательствами на разных языках — Мишке, почему-то, это показалось очень остроумным. Никифор терпеливо выслушивал все эти: "фак ю, онкл Ник", "донер веттер нох айн маль", "порка Мадонна" и даже "узю сиким" — услышанное, однажды на рынке от азербайджанцев. Терпел и снова в разных вариантах повторял свои вопросы. Сколько, на самом деле, племяннику лет? Кто учил? Где читал? Наконец, Мишка привалился к плетеной стенке "каюты" и невнятно пробормотав: "Нинея, все спрашивай у Нинеи" — сделал вид, что "отрубился". Под недовольное ворчание Никифора и журчание вина, наливаемого в кубок, он и уснул.
Проснулся Мишка поздно — солнце стояло уже высоко, ладья, судя по доносящимся снаружи звукам, уже добралась до Нинеиной веси и даже начала разгружаться. Все тело затекло от неудобной позы, во рту было сухо и гадостно, голова болела и, как выяснилось при попытке встать, кружилась. Однако все неприятные симптомы похмелья проявлялись в не очень острой форме, видимо, молодой организм справлялся с алкогольной интоксикацией достаточно хорошо, а может быть, просто выпито было не так уж и много.
Тихонько постанывая и матерясь про себя, Мишка выбрался наружу, поискал бадью с питьевой водой и жадно припал к берестяному ковшу.
— О! Михайла! — Услыхал он донесшийся с берега голос Ильи. — Приехал, значит? Ну, с возвращеньицем.
— Здравствуй, Илья. Приехал, а вы, значит, уже разгружаете? Никифора не видел?
— Видал. Он к боярыне пошел, сразу, как причалили. Так и сидит там до сих пор.
Спрашивать, давно ли причалили, Мишка не стал — не захотелось позориться перед Ильей, впрочем тот, скорее всего, понял мишкино состояние и сам. Как говорится: "В пьянке замечен не был, но по утрам жадно пил холодную воду". Мишка немного постоял, наблюдая за разгрузкой и вяло отвечая на приветствия "курсантов", усердно таскавших на берег мешки и тюки, а потом, решив, что пора и честь знать, направился в кормовую избу за своими вещами. Уже собираясь выходить, он обратил внимание на вдруг наступившую тишину. Снаружи явно происходило что-то, заставившее всех бросить работу. Посмотреть, действительно, было на что. От дома Нинеи к берегу реки бочком двигалась Красава, держа в вытянутой руке какой-то маленький предмет, что именно, издалека было не разобрать, а следом за Красавой, тупо уставившись на этот непонятный предмет, деревянной походкой зомби плелся Никифор.
"Ох, она же его, как того волхва ведет, и опять к реке! Топить, что ли, собралась?".
Мишка, забыв о недомоганиях, вымахнул из ладьи на берег, не пользуясь сходнями, подскользнулся, упал на четвереньки, и, как спортсмен "с низкого старта", рванул навстречу "зомбированному" дядюшке.