— Ха! Верно! Солидному человеку со смердами за одним столом сидеть… Верно! Молодец, Михайла!
— Погоди, не все еще. Этот кабак, вернее, его самая чистая часть, и для другого пригодиться может. Вот, где ты, дядя Никифор, с другими купцами о делах договариваешься?
— По-разному бывает… На торгу, в лавке, на причалах, бывает и прямо на улице. А кого и домой приглашаю. Или меня приглашают. Ты это к чему?
— А если в том же кабаке специальные горенки устроить для переговоров? Посидели люди в приятном чистом месте, договорились, обмыли договор под хорошую закуску. Если нужда возникла, им и пергамент принесут и письменные принадлежности. Если свидетели понадобились, найдутся люди достойные. Если куда-то послать надо, найдется гонец — сбегает и исполнит. Если что-то на время оставить надо, найдется железный сундук с хитрым замком и в охраняемом месте. Ну, и прочее, все не перечислишь, по ходу дела соображать придется. Приведешь ты для разговора туда одного человека, другого, третьего, а там, глядишь, люди оценят удобство и надежность — сами пойдут.
— Понятно. — Никифор покивал. — А в горенках тех дырочки незаметные сделать, чтобы разговоры слушать незаметно. Великий прибыток на том получить можно!
— Не рекомендую.
— Что?
— Не советую, Никифор Палыч. Ты догадался, значит, и другие догадаются. Наоборот, ты должен всем доказать, что из этого места ни одно словечко на сторону не уйдет. Тогда к тебе люди пойдут. Все должны знать, что у тебя самое безопасное место в городе. Перепьют гости, их спать уложат или домой доставят, и ничего, никакой мелочи у них при этом не пропадет. В сундуках железных золото годами лежать может, и в сохранности останется. Свидетели никогда от своих слов не откажутся. Понимаешь, дядя Никифор, зрелищем ты уже торговал и убедился, что это выгодно. Теперь попробуй поторговать удобством и надежностью. Это еще выгоднее может оказаться.
— Удобством и надежностью. — Задумчиво повторил Никифор. — Что-то ты мне все товар предлагаешь, племяш, который руками потрогать нельзя. То зрелище, то удобство.
— Ага! А еще: азарт, надежность, тайность, уважение, удовольствие. Неощутимый товар. Ни складов не нужно, ни украсть нельзя, а самое главное — ни у кого, кроме тебя, такого товара нет. Ты же любишь торговать, когда никто цену не перебивает?
— Ха! Еще как!
— Ну, не жалеешь теперь о пятине?
— Посмотрим. Может, еще не выйдет ничего.
— Хорошо. Посмотрим. Тогда остальное я тебе в другой раз расскажу.
— Стой, Михайла! Когда еще… Ты чего встал?
— Ты же сам сказал: "Стой".
— Тьфу! Я в том смысле, что погоди.
— Ага. Тогда я сяду? А то ладья, чего-то, качается…
— Садись, племяш, садись. Зачем же в другой раз? Рассказывай сегодня, когда еще в следующий раз увидимся?
— Осенью. Ты же на ярмарку приедешь?
— Может, приеду, а может, кого другого пришлю. Я отсюда на Неман собираюсь идти, хочу у пруссов янтаря прикупить. В Киеве сарацинские купцы за янтарь хорошую цену дают. Могу к сентябрю и не успеть, да и не нужен я здесь особо — Осьма мужик оборотистый, без меня управится.
— Угу. А что пруссы за янтарь берут?
— Известно что. Им же с ляхами воевать надо, так что… сам понимаешь.
— И как король Болеслав на это смотрит?
— Как, как… Хлебом-солью встречает! Ты думаешь, почему я к пруссам с севера захожу, а не через Вислу? На Немане, правда, князь Всеволод Давыдович Городненский сидит, Болеслав с ним договорился, чтобы оружие к пруссам не пропускать, но золотой ключик, всякие двери открывает.
— А не дорого выходит?
— Ха! Да за стальной клинок пруссы янтарь по весу отсыпают, а за кольчугу и два веса взять можно! А янтарь-то легкий, мешками везем!
— И больше никто, кроме Всеволода Городненского не мешает? С таким-то товаром, да свободно по всему Неману пройти? Не верится, что-то.
— Есть, конечно еще ятвяги. От этих не откупишься, бывает и с боем прорываться приходится. А на другом берегу сидят Аушкайты. Эти — более мирные, но за хорошее оружие последние штаны отдать готовы, больно уж их Литва сильно давит. Только товара у них мало, а янтаря совсем нет, потому, что к морю их Курши не пускают. Вот эти — разбойники. Там выход в Варяжское море узкий — саженей двести всего, так Курши в этом месте ладьи стерегут и грабят, поэтому там и не ходит почти никто, а так выход в море был бы удобный.
"Аушкайты… не слышал никогда. Курши? Наверно, от них пошло название Куршской косы. Пролив там, действительно, узкий — всего триста метров, глубины малые, а фарватер вообще с игольное ушко. Хорошее место немцы выбрали для Мемеля. Теперь Клайпедой называется. И на кой Сталин почти всю Восточную Пруссию раздал? Хотя, с другой стороны, требовать ее обратно у трех стран немцам сложнее, чем у одной России…".
— Ну, что, племяш? Отвлек меня разговорами? Давай-ка, рассказывай, чего ты еще поведать хотел?
— Не хотел. Захочу, когда ты, дядюшка, мне опять пятину с прибытков пообещаешь.
— Да, что ж ты все про пятину, да про пятину, не о чем поговорить больше?
— Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Не надо было поить меня. Сладеньким.
— Ну, что с тобой поделаешь? Обещаю. И куда тебе денег столько? Ага! Растрясешь мне мошну, а потом сам свои придумки в дело пускать начнешь! Хитер, племянничек! А давай-ка, Михайла, так сделаем: заключим ряд о том, что все твои торговые придумки ты отдаешь мне, а я за это тебе пятину от доходов с тех придумок. Согласен?
— На какой срок?
— Ха! Пока ты из ума не выживешь!