Отрок - Страница 325

325

— Я — про щиты. — Ответил Алексей. — Обычный щит для пацанов тяжел, половецкий — кожаный — от стрелы не защищает. Но видел я однажды вязовый щит. Просто кругляш, отпиленный от бревна обхвата в полтора, а толщиной пальца в два. У вяза древесина такая, что так просто не расколешь, стрела в нем вязнет, особенно, если не прямо, а чуть вкось попадает. И не тяжело, и довольно надежно. С близкого расстояния, да из мощного лука, конечно, пробьет, но не всегда же в упор стреляют.

Вот таких щитов надо Младшей страже и наделать. Силушки поднакопят, тогда можно будет умбоны добавить, потом окантовку железную. Так, глядишь, и приучатся потихоньку.

— Кхе. Молодец, Лёха, дело говоришь. Михайла, слыхал?

— Слыхал, деда. Польза будет непременно, только пилить намучаемся.

ЗДЕШНИЕ пилы Мишка видал — сплошное мученье. Либо небольшая лучковая пила — ничего особо толстого не перепилишь, либо просто очень длинный нож с пилообразным лезвием. Подступиться с таким инструментом к полутораобхватному вязу — даже представить тошно.

"Пилу двуручную «изобрести», что ли? Чего я тогда с косилкой вылез, простейших ведь вещей еще нет: совковой лопаты, железных вил, тачки, дрели… Хотя для дрели патрон нужен. А тачку, где-то я читал, Вольтер придумал. Анекдот, если вдуматься — великий гуманист изобрел инструмент, ставший символом каторги. О чем думаю? Нет, точно меня Настена грибочками траванула".

— Так, теперь ты, Михайла. — Дед вперился во внука внимательным взглядом. — Что к сказанному добавить можешь?

— У меня еще двое убитых могло быть. Один сам виноват — медленно двигался, а второго я не на место поставил — моя вина. С тем, что нам еще учиться и учиться я согласен, но только… Деда, я вот, что спросить хочу: а надо ли было с Семеном так долго возиться?

— Кхе?

— Да ты что? — Вскинулся Алексей. — Мы же девчонок спасали!

— Девчонок было не спасти, потому, что у вас времени не было — Семену только два раза мечом махнуть, и всё. — Мишка так и ждал, что Алексей вот-вот оборвет нахального пацана, взявшегося поучать взрослых, но тот молчал и слушал внимательно. — Зачем было самим лезть? У вас под рукой три десятка стрелков было, кинули бы в сарай огонь, чтобы осветить (пол земляной, пожара бы не случилось), а девчонки Семена болтами истыкали бы, вы бы и глазом моргнуть не успели. Тем более, что стенки жердяные, прямо сквозь щели можно было стрелять.

— Кхе! Уел, поганец! Лёха, мы-то с тобой тоже надурили!

— Не надурили, дядя Корней, просто привычки у нас нет, к тому, что стрелки за спиной. А Михайла прав — в темноте, да в тесноте Семен кого-нибудь из нас запросто зацепить мог. Молодец, Михайла! Соображаешь.

"Респект, сэр Майкл, от крутого убивца комплимент поимели".

— Я не к тому, чтобы попрекнуть, дядя Лёша, просто учиться не только нам надо, но и вам — как правильно Младшую стражу в бою использовать.

— И это верно! Ну и внук у тебя, Корней Агеич!

— Кхе…

"Знали б Вы, мистер Алекс, сколько раз дед это уже слышал! Сейчас скажет: "Так, воспитываем помаленьку".

— … Ты, Лёха, не очень-то его нахваливай, и так слишком много о себе воображает!

"Оп ля! Цилиндр, смокинг, все идут на бал, на заднем плане в лужу я упал! Педагогика — великая наука, а лорд Корней — пророк ее".

— Ладно! С первым делом все понятно. — Подвел итог дед. — Михайла в убитых и раненых не виноват, ребят надо учить дальше, самим нам тоже надо… думать. Теперь, второе дело. Что будем с бунтовщиками делать?

— С какими бунтовщиками, батюшка? — Лавр, все время просидевший молча, наконец, подал голос. — Всех же перебили, какие еще-то бунтовщики?

— А то, что они моему приказу противятся, не бунт, по-твоему?

— Они не противятся, батюшка. Они справедливости хотят.

— Ага! Я, значит, несправедлив?

"Ну, это надолго. Лавра дед, похоже, сегодня выстирать, выкрутить и высушить собрался. А я, значит, в убитых и раненых не виноват. Сомнительно, что-то. Роська и Иоанн явно по глупости травмировались, но за них мне ни слова упрека. И это лорд Корней, который каждое лыко в строку вставить умеет?

А две девчонки, которых прямо-таки отдали на убой? А то, что только один конь оседланным оказался, и бегство части заговорщиков никто вообще не предусмотрел? В шестьдесят «стволов» мы должны были всех на месте положить, но двор простреливался, а улица-то нет! Можно же было десяток-полтора стрелков устроить так, что никто от нашего подворья живым не ушел бы! М-да, не любит начальство свои ошибки обсуждать, что ТАМ, что ЗДЕСЬ".

— … Значит, пойти и поговорить? Так, Лавруха?

— Так, батюшка.

— Хорошо. Что ты, Лёха, скажешь?

— Бунт выжигать с корнем! — Алексей решительно рубанул воздух ладонью. — Чтобы никто и помыслить не мог сотнику противиться! Я у себя в сотне…

— Не знаю, что было у тебя в сотне. — Перебил дед. — Но сюда ты приехал один, для того, чтобы спрятаться. А я никуда из Ратного сбегать не собираюсь, и сотня моя — не такая, как была у тебя.

— Так и я о том же, Корней Агеич! Любое неповиновение…

— Понял, понял. Короче, истребить всех. Так?

— Всех, кто не подчинится. Так.

— Угу. Кхе… Сурово. Ну, а ты, внучек, что скажешь?

"Что деду надо? Я же ему все уже сказал. Лавр предлагает договориться, Алексей — продолжить силовые действия. И то, и другое плохо. Пойти на попятный — проявить слабость, один раз дашь слабину, другой, а потом уже и не остановишься. И логика действий нарушается: одних перебили, другим поддаемся. Но и принимать предложение Алексея — тоже риск. Все Ратное может против нас восстать. Дед и сам это все прекрасно понимает, но чего ж он от меня-то хочет?".

325