"Если он действительно боится колдовского возмездия с моей стороны, то, рано или поздно, это может произойти и само собой. И попробуйте, сэр, тогда докажите, что Вы здесь не причем. Вот попал, блин, правильно говорят: "Ни одно доброе дело не остается безнаказанным". Он же, даже если ничего скверного не случится, возненавидит меня только за один свой собственный страх!".
— Михайла, ты как? — Алексей заботливо склонился к мишкиной постели. — Дядя Корней, может не будем парня мучить, пойдем в другом месте поговорим?
— Михайла, ты как? — Повторил вслед за Алексеем дед.
Мишка, по тревожному тону деда, понял, что нужен сотнику, как говорится, позарез. По-видимому, тот не мог сам найти достойного выхода из сложившейся в селе ситуации. Решение уже было принято и озвучено, отступать Корнею было некуда, но против этого решения выступили достаточно серьезные силы: староста, обозный старшина и один из десятников. Самое же скверное заключалось в том, что исполнение решения затягивалось уже в течение нескольких дней — явная слабость, демонстрируемая сотником.
— Все хорошо, деда, не беспокойся, просто мне вставать пока не надо, а так — все хорошо.
— Ну-ну. Кхе… — Дед внимательно, словно ожидая какого-то знака, всмотрелся в лицо внука. — Хорошо, значит… Ну и ладно.
Мишка повел глазом в сторону Алексея, а потом выставил подбородок в сторону двери. Дед сигнал понял правильно.
— Лёха, чего это ни квасу, ни Лавра? Сходи-ка, шугани их всех там, долго мне ждать-то?
Как только Алексей вышел, дед сразу же взял быка за рога:
— Что надумал, книжник?
— Деда, — торопливо заговорил Мишка — Нинея одну умную вещь сказала. Мы же уже сотню лет местных девок замуж берем, получается, что Ратное, считай, со всем Погорыньем в родстве. Представь себе, что мы — просто самый сильный род в округе.
— Ну и что?
— Есть же старый обычай, когда негодную жену отправляют обратно к родителям. Не по-христиански, конечно, но портить отношения со всей округой нам сейчас никак нельзя. Надо отпустить местных баб с честью. Не на одной телеге, а со всем имуществом, сколько забрать с собой смогут. Проводить до дому и еще отступного какого-нибудь дать.
— Кхе… Обычай есть, верно… Ладно, переговорю с Нинеей, может, подскажет чего. А с бунтарями как?
— А нету никакого бунта, деда. Тебе не грубили, не угрожали. Бабам, которые в Ратном родились, идти некуда — родни в округе нет. Аристарх и пятый десяток тебе сами выход подсказали — тех, кого возьмут на поруки, можно не выгонять. Твое дело: принять поручительство или не принять, да условиями его обставить.
— Кхе. Это верно — тем, кто здесь родился, быть изгнанными — смерть. — Дед на некоторое время задумался. — Поручительство, говоришь…
"Действительно, смерть. ЗДЕСЬ одиночки почти не выживают. За спиной обязательно должен кто-то быть: или род, или князь, или боярин, или какая-нибудь община. Тому, за кого некому заступиться, есть только две дороги — смерть или рабство".
— Только, деда, поручительство от одного человека принимать нельзя. Или от десятка ратников, или от обоза…
Договорить Мишка не успел — вернулся Алексей. Пропустил в горницу холопку несущую кувшин с квасом и сообщил:
— Демьян сказал, что Лавр сейчас подойдет. У него в кузне что-то неотложное было, но уже закончили. Только умоется, и сразу сюда.
Дед в ответ лишь рассеянно кивнул, видимо, обдумывал Мишкино предложение.
"Блин, не вовремя Алексею Демка подвернулся! Сходил бы до кузницы сам, мы бы с дедом все обсудить успели".
— Михайла, пока Лавр не пришел, хочу тебе кое-что объяснить.
Алексей придвинул свободную лавку поближе к мишкиной постели и присел, слегка склонившись к раненому. Мишка напрягся в ожидании продолжения разговора о том, как они все могли бы лежать зарезанные, но отцов приятель молодости завел речь совсем о другом.
— Если еще когда придется отодвигать занавеску или еще что-то такое, за чем может быть опасность, никогда не делай это рукой. Отодвигай это оружием или чем-нибудь другим, если найдется, и сразу же — шаг назад или в сторону. Тогда тебя никто вот так, как Марфа, врасплох не застанет.
И еще одно: если не видишь, что впереди, никогда не двигайся с поднятой головой, лучше сделай так: — Алексей набычился и посмотрел на Мишку исподлобья. — Тогда и глаза убережешь, и, в случае нужды, сразу будешь готов ударить ворога шлемом в лицо.
— Верно Лёха! — Включился в разговор дед. — Эх, учить парней еще и учить, а мы их в дело сразу…
— Нет худа без добра, дядя Корней, теперь все знают: чуть что, и полсотни твоих волчат кого хочешь порвут.
— Кхе…
— Дядь Лёш, а я в одной книге шлем с козырьком видел. — Забросил пробный шар Мишка. — Такой еще лучше газа защитить может.
— Шлем с чем? — Сразу же заинтересовался Алексей.
— С козырьком. — Мишка приставил ладонь ко лбу, как Илья Муромец на картине Васнецова. — Железная пластина такая, к шлему приклепывается спереди. А сквозь нее штырь железный пропущен, сверху вниз, — Мишка просунул указательный палец второй руки сквозь пальцы ладони, приставленной ко лбу — он лицо от поперечного удара защищает.
— Интересно. Слыхал, дядя Корней? — Алексей обернулся к деду. — С такой штукой можно стрелы в лицо не бояться — они же навесом летят.
— Ага! Ты его слушай, слушай. Он в книгах такого начитался, что иногда ум за разум заходит. Слушаешь и не знаешь: то ли он бредит, то ли ты сам с ума сходишь. Кхе… Но польза бывает… иногда.