Отрок - Страница 276

276

Мишка встал по стойке смирно, сделал военно-тупое выражение лица и гаркнул по-строевому:

— Виноват, господин сотник!

— Кхе? — Почему-то, это «Кхе» прозвучало удивленно. — Что виноват, это ты верно говоришь… — Дед задумчиво почесал рыбьей мордой кончик носа и уставился в глаза лещу, словно неожиданно встретил на улице старого знакомого. — А в чем виноват-то? А?

— В потере оружия и оставлении его в руках врага! Готов понести заслуженное наказание, господин сотник! — Мишка аж сам умилился армейскому изяществу формулировки собственной вины и покаяния.

— Кхе! — Деду мишкино выступление тоже понравилось. — Готов, значит… Это хорошо, что готов. А кто ж тебя овиноватил-то?

— Э-э… — Мишка слегка растерялся и сбился с настроя. — Матушка сказывала, что раньше за потерю оружия ратников казнили или изгоняли…

Трах! Дед от души треснул копченым лещом по столешнице.

— Слыхал, Лавруха? Стоит бабу к воинским делам хоть чуть-чуть подпустить, так она уже и воеводой себя воображает! Один против пятерых в засаду попал, троих уложил, сам ушел, своих упредил, след беглых указал, так еще и виноватый с ног до головы! Нет, ты слыхал, Лавруха?

— Так баба же. — Философски пожал плечами Лавр.

— И этому голову задурила! — Продолжал кипятиться дед. — Наказание он готов понести! А, Лавруха?

— Так пацан же. — Продолжил Лавр в том же тоне.

— Во-во! Войско, ядрена Матрена — бабы, да пацаны. Повоюй с такими…

— Что, деда, мои ребята в походе негодными оказались?

— А? Ребята? Нет, ничего, ребята у тебя хорошие. — Дед принялся чистить леща. — Особенно Митька — прямо как будто родился в седле…Учить их, конечно, еще и учить… Но так — ничего, справились.

— Батюшка. — Прервал деда Лавр. — Пусть посмотрит-то.

— Ага! — Дед словно вспомнив о чем-то, снова ткнул копченым лещом в сторону сваленных на лавке вещей. — Михайла, глянь-ка, ничего интересного там не видишь?

Мишка подошел к лавке и поворошил неопрятную груду, все было каким-то заскорузлым, словно намоченным в грязной воде, а потом так и высохшим. Мешки, маскхалаты, оружие, моток веревки, кожаная сумка, сапоги… Что-то зацепило сознание, Мишка вновь зашарил глазами по вещам и вздрогнул от неожиданности — на лавке лежал кожаный тубус! Внутри оказался свернутый в трубку лист пергамента. Замирая от какого-то невнятного предчувствия, Мишка развернул пергаментный лист и впился глазами в изображение.

"Ну, вот. К тому все и шло, дожил до светлого денечка".

На листе была изображена карта. С координатной сеткой, знакомыми еще со школы условными знаками, стрелкой, между буквами "С" и "Ю" и масштабом — в одном сантиметре два километра. На карте были изображены: Ратное, Нинеина весь, дорога на княжий погост. Северо-восточнее Ратного, явно от руки, чем-то, вроде угольного карандаша, были добавлены Выселки и дорога к ним. На обратной стороне карты, довольно коряво, но понятно, был изображен план Ратного, каким село виделось бы с высоты стоящего неподалеку дерева. План был не закончен, видимо, что-то помешало, а возобновить работу не дало неожиданное мишкино появление.

— Не туда смотришь, — прервал мишкины размышления дед. — Вон там, сбоку.

Мишка глянул в указанное место и увидел круглую медную коробочку величиной с ладонь. Взял ее в руки и совершенно машинально нажал пальцем на выступающий металлический язычок. Коробочка открылась, Мишка откинул крышку и увидел под стеклом до боли знакомую с курсантских времен картушку магнитного компаса, плавающую в какой-то жидкости. Окружность картушки была разделена на 360 градусов, правда без мелких делений в один градус — вручную такое сделать, с нужной точностью, достаточно трудно. Стекло тоже было мутновато-зеленоватым, но пользоваться компасом в светлое время суток можно было вполне свободно. Даже сейчас, в свете свечей, основные деления на картушке различались отчетливо. Подсознательно Мишка уже был к чему-то подобному готов, но все же потрясение оказалось слишком сильным. Чуть не выронив коробочку и враз вспотевших пальцев, он дрогнувшим голосом сказал:

— Компас…

— О! Даже название знает! Проспорил ты, Лавруха! Подставляй лоб.

"Ну что ж, здравствуйте товарищ предшественник… Или господин? Значит, все-таки, Вы здесь, где-то рядом. Надо же, как будто весточку из дому получил… Как же нам с Вами встретиться, коллега? Вы обо мне даже и не знаете, а Ваши люди меня уже дважды чуть не убили…".

— Михайла! Михайла! Уснул, что ли? Поди сюда, объясни-ка нам, что это за штука такая?

Мишка подошел к деду и сунул ему под нос компас. Лавр приподнялся со своего места и любопытно вытянул шею.

— Ты, деда, наверно слышал, что бывают такие кусочки железа или фигурки железные, которые, если их на ниточку подвесить, поворачиваются всегда одним и тем же концом к северу.

— Кхе… Даже видел один раз! У купца из этого… Забыл, как называется. Рыбка у него такая была, на ниточке подвешенная. А! Вспомнил: из Хорезма. Так это что, такая же… такое же… — Дед явно затруднялся с определением. — А железка где?

— Она снизу к этому кругляшу приклеена, одна или несколько, а кругляш в жидкости плавает, чтобы ничего вращаться не мешало — то же самое, что на ниточке подвесить, но так сохраннее и пользоваться удобней.

— Ага… Кхе. А написано здесь что?

— Вот это — буква "С", означает "север", по-нашему полночь, напротив буква "Ю", значит "юг", по-нашему полдень. Ну, а две другие: "В" и "З" — восход и закат.

Мишка повернул компас, картушка слегка качнулась, но вновь приняла прежнее положение.

276