— За серебро у кого-то из бояр в Турове гривну сотничью купил и думаешь: теперь все можно? Прихлебателям своим — добычу, а нам шиш? А вот мы еще посмотрим…
Лука, перегнувшись через стол, схватил Егора за бороду и дернул к себе. Егор, от неожиданности потеряв равновесие, упал вперед, едва успев упереться в стол локтями. Дальше все завертелось с калейдоскопической быстротой: десятники повскакивали с лавок один за другим, Фома попытался дотянуться до Луки и тут же получил в ухо от Данилы, хотел дать сдачи, но Игнат дернул его сзади за ворот и Фома, запнувшись о лавку повалился на пол. Игнат, многозначительно положив руку на рукоять ножа, встал между Фомой и дедом. Леха Рябой навалился на Анисима, не давая тому подняться с лавки, а Лука, все-таки дожал Егора, опустив тому голову до самой столешницы.
Лишь один Пимен остался сидеть и, тем самым, привлек к себе Мишкино внимание. Его спокойствие было совершенно непонятным.
— Пинька, что ж ты?… — Егор уже не говорил а хрипел — железная рука Луки медленно выворачивала ему голову. — Пинь… ка…
Все еще неподвижно сидевший Пимен, незаметно ни для кого, кроме Мишки опустил руку и потянул из-за голенища засапожник. Мишке скрытность была не нужна, поэтому он действовал быстрее: кинжал мелькнул в воздухе и пригвоздил рукав рубахи Пимена к лавке. Тот мгновенно разжал пальцы и засапожник провалился обратно за голенище. Мишка встретился с ненавидящим взглядом Пимена и неожиданным даже для самого себя голосом, больше похожим на змеиное шипение, выдохнул:
— Только шевельнись, падла, у меня еще два есть.
Получилось, по всей видимости, убедительно: Пимен замер, не пытаясь даже высвободить рукав.
— А-а-ах-х!!!
Непонятно откуда взявшаяся у деда секира, очертила почти идеальный полукруг и с хрустом врезалась в середину столешницы. Все замерли, Было непонятно, что отрубил дед: то ли нос Егору, то ли пальцы Луке. В наступившей мертвой тишине Лука шумно выдохнул и брезгливо отбросил в сторону клок егоровой броды. Старый вояка не промахнулся, лезвие не задело ни Луку ни его противника, если не считать бороды Егора. Однако, топор не бритва — часть волос была перерублена, а часть вмята в древесину и заклинена там, Егор так и остался лежать щекой на столе, раскорячившись руками и ногами как краб.
— Ну что, наигрались, детишки? — Дед стукая деревяшкой обошел стол и ухватил за ухо Егора. Тот, распяленный между зажатой лезвием секиры бородой и дедовыми пальцами, беспощадно тянущими за ухо, зарычал сквозь стиснутые зубы. — Наигрался, спрашиваю, или еще желаешь?
— Пинька… сука…
— Еще какая! — Охотно согласился Корней. — Истину глаголешь Егорушка. И что же он тебе наобещал?
— Убью… змея… подколодного…
— Ну зачем же, Егорушка? — Этот «ласковый» тон деда был знаком Мишке, от него так и несло смертью. — Так уж сразу и убивать? Христос прощать велел. Ну разве что, для науки: зубки там повыбивать, вежливо, ребрышки поломать, ласково. А больше ничего и не надо. Михайла, внучек, чего у него там? — Дед указал бородой в сторону Пимена.
— Засапожник.
— Ну вот, не топор же. Ты, Пинюшка, сходи в церковь, да свечечку за здравие Михайлы поставь. Мог же паренек и по горлышку тебя чиркнуть.
Рукав у Пимена медленно намокал кровью, мишкин кинжал, все же зацепил руку. Дед отпустил ухо Егора и, сокрушенно вздыхая покачал топорище, вытаскивая лезвие из толстой доски столешницы. Егор облегченно вздохнул, поворачивая голову в естественное положение и тут же испуганно дернулся, теряя равновесие и падая на пол. Обух секиры ударил в стол прямо перед его лицом.
— Бунтовать?!! Говноеды!!! Сотника лаять!!! Роська!!!
В горницу, чуть не сорвав дверь с петель влетел Роська, в обеих руках взведенные самострелы. Лицо у него было таким же, как в том переулке, где он добил кистенем раненого татя. Мишка цапнул у него один из самострелов и вопросительно уставился на деда.
Дед ткнул пальцем в Егора и Пимена.
— А ну, на пол!!! Оба!!! Минька, бить в них, чуть только шевельнутся!
Егор и Пимен распластались на полу, а дед, прыгая на деревяшке принялся пинать их здоровой ногой в головы. Мужики только мычали, не решаясь даже прикрыться руками — два самострела смотрели им прямо между лопаток.
— Корней, будет! Лучше уж сразу добить.
Лука подхватил деда под руку и оттащил от лежащих.
— Ладно, Лука, будь по-твоему. Данила, Лука говорит: добить. Ты что скажешь?
— Добить!
— Леха?
— Пимена добить, Егорка — дурак, пусть живет.
— Фома?
— Тогда уж и меня добивай, старый хрен!
— Хрен я, конечно, не новый… — Дед на мгновение задумался, потом приказал: Данила, вреж-ка ему еще разок.
Хрясь! Фома опять шлепнулся на пол.
— Фома, надо понимать, против. — Прокомментировал дед и продолжил опрос десятников: — Анисим?
— За бунт — смерть, но и ты Корней…
— Значит, добить. — Утвердил сотник. — Игнат?
— А бунт-то был, Корней Агеич? Оружия я ни у кого не видел, кроме тебя.
— А засапожник?
— Так не достал же.
— Двое против. — Подвел итог опроса дед. Потом глянул на лежащих на полу Егора с Пименом и добавил: — И эти двое, конечно же, тоже.
— Батюшка Корней, Христом Богом!
Пимен брызгал кровью из разбитого рта, извиваясь на полу, как змея. Попытался подползти и ухватиться за сапог сотника.
— Нет, Пинька, один раз я тебя уже простил. Ребятки, бей в него!
Роська выстрелил не задумываясь. Мишка чуть поколебался, но нажал спуск, хотя было это уже бессмысленно — роськин болт ударил Пимена в затылок, прошел навылет и вонзился в пол возле дедовой ноги. По привычке, Мишка тут же упер самострел в пол и нажал ногой на рычаг. Рядом щелкнул самострел Роськи.