Отрок - Страница 167

167

Шум утих быстро, все — люди военные, к дисциплине приучены, да и приказать Корней умел.

— В должность сотника — дед притронулся рукой к золотой гривне — я вступил только сегодня. По обычаю, любой недовольный или желающий сам стать сотником может о том сказать, и тогда дело решается поединком. Десятник Пимен потребовал с меня отчета! Десятник! С сотника! Доставай меч, Пинька!

Дед соскочил с коня и обнажил клинок.

"Блин! Как он пеший на протезе-то будет?".

— Корней Агеич, да ты что? — Пимен явно не ожидал такого оборота.

— Доставай меч!

— Да не буду я с тобой…

— Тогда на колени, шапку долой, меч наземь! — не дал Пимену договорить дед. — Винись паскуда!

— В чем виниться-то? Я только…

"Ну, прямо Троцкий: "Ни мира, ни войны, а армию распускаем". Труханул Пинька. Ох, блин!".

Вжик! Дедов меч перерубил на Пимене пояс и ножны с мечом и кинжалом упали на снег. Удар был настолько точен, что одежда Пимена оказалась нетронутой. Второй удар был тоже хорош — оплеуха плашмя, так, что с головы Пимена слетела шапка, а сам он еле устоял на ногах.

— На колени, крысеныш, убью! — Произнесено это было так, что никаких сомнений не оставалось: убьет.

Пимен бухнулся на колени.

— Винюсь, Корней Агеич! Прости, и в мыслях дурного не желал!

— Встать! Коня!

Пимен торопливо вскочил, подхватил дедова коня пол уздцы, почтительно придержал стремя.

— Так и держи!

Пимен покорно остался стоять в роли конюха — без шапки, распояской — живое воплощение раскаявшегося злодея. Ухо и левая щека у него медленно начинали багроветь.

— Ну, кто еще забыл, что такое сотник? — Дед напоказ поиграл обнаженным клинком. — Выходи, напомню!.. Нету? — Меч скрылся в ножнах. — Тогда — о делах.

Дед медленно обвел взглядом присутствующих. Так дирижер "собирает внимание" оркестра или хора перед тем, как первый раз взмахнуть палочкой.

— Первое: новые ратники. Обычай ломать не дам! Чужих брать не будем, у нас и своих достаточно. Не поняли? Объясняю. Я привел из Куньего городища пять семей моей родни. Там — шесть парней и молодых мужиков, которых можно обучить ратному делу, да еще с десяток мальчишек, которых отдадим вон ему, — дед указал на Михайлу — в Младшую стражу. Почти у каждого из вас жены или невестки родом из местных селений, значит, там у вас есть родня. Вот там пополнение для сотни искать и станем, заодно, и женихов нашим девкам присмотрим. Кхе! — Дед блудливо подмигнул старшим ратникам, имеющим годных для замужества дочерей.

— А если не пойдут? — Кто задал вопрос Мишка разобрать не успел. Дед, с высоты седла, возможно и у видел вопрошающего, но обращался по-прежнему ко всем сразу:

— Возьмем силой! Мы эту землю отвоевали, теперь пора становиться на ней хозяевами. Или будут платить дань, или будут давать людей! Мы их защищаем, пускай платят! А особо упорным — пример Куньего городища!

Собравшиеся одобрительно загалдели, идея явно пришлась по вкусу.

— Молчать! — Гаркнул дед. — Я еще не закончил!

Тишина наступила мгновенно.

— Второе. Тын и вообще все строительство. О сроке договорились. На работы выходить всем! Кто будет отлынивать, выгоню из села на все четыре стороны! У кого есть холопы, выведете на работу ровно половину, включая баб. А чтобы пример показать, беру на себя строительство угловой башни. Пора уже вместо тына валы насыпать и башни поставить.

— Э, Корней Агеич! — Подал голос староста. — Прости, что перебиваю…

— Чего, Аристарх?

— Я вот что подумал: угловые башни на себя могли бы другие взять. К примеру: Степан-мельник, Касьян с Тимофеем, Кондрат — им по силам. Ну, и я, раз уж такое дело, тоже мог бы. А тебе уж тогда проездную надвратную башню надо строить.

— Кхе! Ну… могу и надвратную. Потом с тобой вдвоем сядем и все сочтем: кому — сколько. Все понимаете, к чему дело идет? Городок у нас получается! А потому, будем ставить и посад. Перво-наперво, вынесем за стены мастерские. Мельница у нас и так там, и ничего — стоит, работает. А если кто захочет внутри мастерскую оставить, пусть платит в сотенную казну. Но кожемяк уберем непременно — больно уж промысел у них вонюч.

Последнее замечание сотника снова вызвало одобрительный ропот — кожевенные мастерские смердели нещадно, особенно летом.

— Ну, и третье. — Продолжил дед. — Твердость в вере и насаждение христианства. Начнем с себя! С тех, кто в церковь аккуратно не ходит, на исповеди и у причастия бывает от случая к случаю, буду брать виру! Так же и с тех, у кого холопы больше года живут и до сих пор не окрещены. И делу — польза, и казне нашей — прибыток! Всем все понятно? Кому непонятно, тому потом объясним, а теперь, Аристарх, пора жребии тянуть! Начинай!

Аристарх поднялся с лавки и торжественным голосом произнес:

— Отрок Михаил! По обычаю, пращурами заведенному, раз уж ты так отличился, что воинскую долю получаешь, тянуть тебе жребий первому, чтобы другим пример был и у тебя стремление появилось в первые люди выйти. Подходи!

Мишка неловко опираясь на неудобные костыли, подошел к столу.

— Рухлядью или душами?

— Душами.

— Бери вот из этого кувшина, да не копайся, бери верхний.

Мишка вытащил деревянный кругляш с выжженной на нем цифрой XXIV.

— Двадцать четвертая доля!

— Корней Агеич, подходи…

"Поздравляю Вас, сэр, вы только что присутствовали на произнесении тронной речи. Да какой! Лорд Корней, без преувеличения, гениален! Сначала посрамлен и унижен "лидер оппозиции", потом заявлена неукоснительная верность традициям и обычаям. И после всего этого реформы! Ратников, вроде бы, берем со стороны, но обычая не нарушаем — родня. Село, вроде бы, расширяем, как договорились, но на самом деле строим город. Христианство продолжаем насаждать, но как! С использованием экономических рычагов и внедрением идеологического надзора. И это только то, что лежит на поверхности!

167