Отрок - Страница 165

165

— На все воля богов.

— Врешь! — Мишка понял, что почти выкрикнул это свое «врешь» и понизил голос. — Пока человек о проклятье не узнает, оно на него не действует. Так?

— …

— Так или нет?

— …

— Ну, как хочешь, я ухожу.

— Так. — Признание явно далось волхву с трудом, деланное спокойствие пропало, на лице проступило выражение жгучей ненависти.

— Когда ей черную весть передали? Ну!

— Не понукай, не запряг. — Огрызнулся пленник, но было заметно, что это он так — для удовлетворения самолюбия, расскажет же правду. — Как узнал, что у нее младенец в моровое поветрие помер, так и велел ей передать, что детей у нее больше не будет… живых.

— Понятно. Повернись, веревки перережу.

Мишка перехватил стягивающие волхва веревки кинжалом и снова попятился к двери. Как выяснилось, боялся он зря — волхв действительно не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Неизвестно сколько времени его держали связанным, может быть, с самого захвата городища. Тогда дело могло кончиться скверно. Но нет, вязать пленных ратнинцы умели, волхв ругнулся сквозь зубы и попытался растереть руки. Получалось плохо, и Мишка решил немного успокоить волхва:

— Не спеши, время есть.

— Кто она тебе? — Поинтересовался волхв.

— Татьяна? Тетка.

— Что ж не спрашиваешь, как заклятье снять? — Пленник, видимо окончательно поверив в близкое спасение, разговорился.

— Сам знаю.

— Ну уж… — Удивление было искренним, волхв даже даже перестал растирать затекшие руки.

— Все просто. — Спокойно объяснил Мишка. — Сделаю куклу, проткну ей иглой живот, потом на глазах у Татьяны эту иглу выну, а куклу сожгу. Какие при этом слова нужно говорить, тоже знаю. Ничего сложного.

— Нинея научила?

— Сам — не дурак.

Волхв пожал плечами и снова принялся восстанавливать кровообращение в руках. Некоторое время тишину в сарае нарушало только его сопение, потом волх, словно спохватившись, спросил:

— Что со Славомиром, знаешь?

— Убит.

— А те, кто с ним уходил?

— Тоже.

— Точно знаешь? — Волхв вперился в Мишку недоверчивым взглядом. Только слышал или сам видел?

— Сам трупы видел. А Славомира без лица и языка, в лесу оставили, с подрезанными жилами.

— За что? — Волхв снова замер без движения, ожидая ответ на свой вопрос.

— Он внуков своих убить пытался — сыновей Татьяны. Оба ранены, но жить будут. В том бою всех трех сыновей Славомира убили, получается, что он близких родственников между собой стравил — дядьев с племянниками. Потому с ним так и поступили.

— Совсем сдурел старый… — Пробормотал волхв себе под нос, но Мишка услышал.

— Тебе видней — сдурел, так сдурел. Весть запомнил?

— Грек Илларион, полк воинов-монахов.

— Верно. — Мишка утвердительно кивнул. — Встать можешь?

— Сейчас… ох! Сейчас, погоди немного, уже отходит. Так Корзень из-за этого на городище пошел?

— Почему ты его так зовешь? — Мишка тут же ухватился за возможность получения новой информации.

— Его так… — Волхв, пыхтя, изо всех сил растирал себе ноги. Один человек назвал… перед смертью. Провидцем был. Предрек, что если Корзень со Славомиром схлестнутся…

— Не со Славомиром! — Напористо перебил Мишка. — Он другое имя назвал! В Перуновом братстве у вех иные имена, так же, как у Корнея — Корзень. Так и у Славомира…

— Ты!.. — Волхв отшатнулся к стенке сарая и на лице его вновь проступила ненависть. — Ты кто такой?

— У Нинеи спросишь. Если разрешит. — Мишка, на всякий случай извлек из ножен кинжал и демонстративно подбросил его несколько раз. — Поднимайся и пошли, на ходу быстрее разомнешься.

До лаза в тыне добрались без приключений, волхв на непослушных ногах двигался даже медленнее, чем Мишка на костылях. Уже выбравшись наружу, и окончательно поверив в освобождение он вдруг обернулся и обратился к Мишке.

— Эй, парень! Кукле под одежку напихай чего-нибудь, как будто беременная, и… на-ка вот, Татьяна узнает. — В руке у волхва, неизвестно откуда появилась толстая бронзовая игла, тупой конец которой был изготовлен в виде головы языческого идола. — Сначала вытащи, потом обломи или перекуси клещами. Так правильно будет. От кого Нинее поклон-то передать?

— От Михайлы.

— А по-нашему тебя как?

— Ждан. Только, она меня, все равно, Михайлой зовет. Скажи: скоро навещу, только нога подживет.

— Михайла! Михайла! — Опять прервал мишкины воспоминания голос старосты Аристарха. — Да что ты сегодня сонный такой? Очнись! Слышишь о чем спрашивают?

— О чем, Аристарх Семеныч?

— Ну, совсем сомлел. Самому-то отцу Михаилу грамота была? Он же на порог прислугу не пустит, мол, нельзя чернецу.

— Была. — Отрапортовал Мишка. — С пастырским увещеванием и разрешением от некоторых монашеских обетов до того времени, как выздоровеет.

— Ага. Ну, тогда ладно. А почему грамоты с тобой передали, а не с Корнеем Агеичем?

— А про отца Михаила секретарь епископа почему-то меня расспрашивал. И еще один монах — Феофан. Он-то мне грамоты и передал, а почему мне — не знаю.

— Ладно, с этим решили. — Староста обвел глазами собравшихся. Вроде бы все, или еще о чем-то забыли?

— Забыли! — Выступил вперед десятник Пимен. — Ты сам намедни обещал.

— И охота тебе, Пиня, впустую время тратить! — Не очень настойчиво попытался возразить староста.

— Не впустую! Дело важное, и от него благополучие всех нас зависит!

— Так, слушайте: — Аристарх повысил голос. — Десятник Пимен и с ним еще… Пимен, сколько вас?

165