Отрок - Страница 141

141

Были среди ратников и такие, кто смотрел на растянувшийся караван совсем другими глазами. Иной и рад бы заполучить в хозяйство лишнюю пару рабочих рук, но… в этом-то «но» все дело. Прежде, чем от холопа пойдет хозяину какой-то прибыток, его почти полгода надо кормить. И это, если холопа взяли, как сейчас, весной, а если осенью, то и целый год. И позволить себе это может далеко не каждый. Потому-то и будут десятники, при распределении долей, спрашивать: чем ратник желает получить свою долю — "душами или рухлядью". Пушнины в Куньем городище взяли немало, но если желающих получить «рухлядью» окажется много, доли получатся небольшие, а пенять будет не на кого — сам от «душ» отказался.

Все эти премудрости поведал Мишке словоохотливый обозник Илья — хлипкий низкорослый мужичок лет сорока, в чьих санях везли Мишку и Афанасия. При создании Ильи, матушка природа, почему решила вложить всю мощь не в телесную крепость, а в волосяные покровы — усам его позавидовал бы сам маршал Буденный, а бородища, казалось, могла успешно противостоять удару кинжала, надумай кто-нибудь прервать бренное существование обозника методом перерезания горла.

Прическа Ильи тоже была подстать бороде и усам, отчего голова его казалась чуть ли не вдвое больше, чем была на самом деле. Сочетание большой головы и тщедушного тела невольно порождало впечатление детскости, особенно со спины, но это впечатление тут же исчезало при взгляде в лицо. Тут же становилось понятно, что Илья мужик бывалый, крепко тертый и битый жизнью, склонный к неумеренному употреблению горячительных напитков, но отнюдь не глупый и, что называется, "себе на уме".

Сам- то Илья на многое не рассчитывал, доля обозника с долей ратника и рядом не лежала. Но что поделаешь, если родился больным да слабым и для воинского дела не годишься?

Дело свое он знал прекрасно, раненых возил не впервые, поэтому устроил пассажиров с максимальным удобством, с учетом их ранений, сам, когда требовалось, ловко менял Мишке повязку, да еще и разговорами развлекал. Его анализ экономической эффективности приобретения холопской семьи произвел на Мишку впечатление обманчивой простотой, свидетельствующей о глубоком знании предмета, точностью формулировок и беспощадным прагматизмом.

"Вот Вам, сэр, и феодализм. Прежде, чем получать прибыль, извольте сделать инвестиции. А не имеете первоначального капитала — шиш вам, а не эксплуатация угнетенных трудящихся. Законы экономики действуют, наплевав с высокого дерева на то, что Карл Маркс их еще не придумал. А потом, ведь, еще и процесс производства организовать надо, сбыт продукции наладить, (хотя, какой к черту сбыт при натуральном хозяйстве?), обеспечить кадрам необходимые условия и прочее, и прочее, и прочее. Тяжела судьба эксплуататора, горек его хлеб и туманны перспективы.

А холопы? Почему так безропотно идут в рабство? Должен же быть у них какой-то резон. Чем они будут заниматься у хозяина? Примерно тем же самым, чем и на воле, только часть добытого своим трудом будут отдавать хозяину. И в чем смысл? Возможно, в том, что никто уже не приедет и не отберет все, в том числе и жизнь? Защита. Собственно, получается государство в миниатюре: население платит налоги на содержание армии и аппарата управления.

И это — та самая община, которая наиболее яростно сопротивлялась вторжению ратнинцев на здешние земли? А почему бы и нет? Те, у кого хватало запала на сопротивление, постоянно гибли в стычках, возможно, совсем молодыми, не оставив потомства. Те же, кто сидел тихо, занимался хозяйством, в драку не лез, продолжали плодиться. Неизбежно, численное соотношение менялось в их пользу. В последний поход Славомир увел всего двадцать шесть человек, больше не нашлось, весьма показательный признак. Увел и сгинул. Перед оставшимися в полный рост встала дилемма: браться за оружие самим или найти себе защитника.

Раздумывать они, конечно, могли сколь угодно долго, но дед заставил принимать решение немедленно. Вернее сказать: сам за них все решил, а они могли соглашаться или не соглашаться, с соответствующими последствиями. Те, кто не согласен, дернули в лес, а остальные… ну, конечно же, не в восторге, но деваться-то некуда. Да и устали они от противостояния, длящегося уже более сотни лет, тем более что явно его проигрывали. Ведь ждали же, может быть, сами себе в том не признаваясь, что рано или поздно появятся у ворот закованные в железо всадники и придется либо умирать, либо… Сотник Корней дал им возможность не умирать, и они согласились.

Сколько же себе дед народу урвет? Сотнику положено двадцать долей, десятникам — по три доли, ратникам — по одной, но могут быть премии за особые заслуги, при условии общего согласия. Так, если подсчитать все вместе и разделить… получается, что деду отходит около четверти всего, что добыли. Однако! А еще семьи родственников Татьяны, они в доли добычи не входят, дед принимает их в свою семью. Да куда же он их всех денет-то? И ли я чего-то не понимаю, или дед сошел с ума. Пожалуй, все-таки, дело во мне, дед на сумасшедшего не похож".

— Афоня, пацан-то опять, что ли, уснул? — негромко спросил Илья.

— Да, вроде бы… Он, говорят, крови много потерял, от этого в сон все время тянет. Я вот тоже, когда мне копьем бок пропороли, кровью залился. Потом неделю дрых, только поесть, да по нужде просыпался.

— Совсем пацан еще… — Илья немного помолчал и вдруг поинтересовался:

— Афоня, у тебя, сколько убитых на счету?

— Не все в счет идут. — Недовольно пробурчал Афоня в ответ.

141