"Шесть саней, восемь лошадей, двенадцать человек. Из двенадцати только пять вооружены, но трое из них — пацаны. Расклад еще тот. Но как дед догадался?".
— Деда, ты как догадался, что за нами следят? — Улучив подходящий момент, поинтересовался Мишка.
— Рожу одну знакомую на погосте заметил и очень мне эта рожа не понравилась… — Дед поморщился, отчего его жуткий шрам шевельнулся, как живое существо, зрелище, даже для привычного к дедову уродству Мишки, оказалось жутковатым. — Вот что, Михайла, если что заметишь, сразу стреляй, своих здесь быть не может. Понял?
— Понял, деда. И сани в круг?
— Если успеем… нет, не успеем, даже не пробуй. Луки у них, скорее всего будут слабые — лесные однодеревки. Из такого броню не всегда и пробьешь. Если что, ты сразу из саней вываливайся, прячься за поклажу и высовывайся осторожно, они в лицо метить будут.
— Из самострела можно и лежа стрелять, а им в полный рост стоять придется!
— Заряжать все равно стоя будешь, — охладил мишкину уверенность дед — и на один твой выстрел они десятком ответят, если не больше.
Сотник был серьезен и деловит. Очень серьезен. Его можно было понять: вдвоем с Немым (самострелы пацанов он явно серьезной силой не считал) предстояло оборонять обоз от неизвестного количества врагов. Мишка все же решился спросить:
— Кто они?
— Родичи тетки Татьяны из Куньего городища.
— Что, до сих пор не простили?
— И не простят. Надо было мне туда с сотней наведаться, да не стал — все-таки, родичи. — Дед снова поморщился. — А зря, видать…
— Деда, лишних бы в скомороший воз загнать, что б на виду не были… — Внес конструктивное предложение Мишка.
— Уже загнал. Так ты посматривай. И своей головой соображай, мне некогда будет… старшина.
— Считай, что учеба началась — караван защищать будем!
— Тьфу! Все тебе шуточки! Посматривай, говорю!
"Кунье городище". Раньше дед такого и не упоминал, а остальные говорили: "Татьянина деревня". Если городище, то — это поселение древнее и укрепленное. В таких славянские роды жили с тех времен, когда пришли на эти земли. Интересно: почему «Кунье»? Может быть, куница у них тотемным животным была? О ерунде думаете, сэр, есть вещи поважнее. Например, то, что лесные жители мастерски умеют устраивать засады. Странно, что они нам свои следы показали. Или специально хотели попугать?
Едет караван, а его выслеживают туземцы — натуральный вестерн, только, вот, кольтов и винчестеров нету. Даже кремневого или фитильного самопала нет ни одного.
Как нас будут брать? Повалят дерево на дорогу? Незачем. Сани у нас тяжелые, а они верхом, догонят без проблем. Луки у них слабые. Да, в лесу дальнобойный и не требуется, значит, постараются бить с близкого расстояния, а следовательно, наибольшая опасность там, где лес близко подходит к дороге".
Мишка набрал в грудь воздуха и крикнул:
— Роська!!! Подойди!!!
— Иду!!! — раздался ответ откуда-то из середины каравана.
Придерживать Рыжуху Мишка не стал, сани и так тянулись со скоростью пешехода. Роська подбежал, поддерживая руками слишком длинную для него кольчугу, плюхнулся рядом с Мишкой, посмотрел преданными глазами.
В Княжьем погосте его окрестили вместе с музыкантами. Роська, как выяснилось, и сам не знал, какого он вероисповедания. Возможно в младенчестве и был окрещен, но родителей и дома своего не помнил. На ляшскую ладью, которую захватил в абордажном бою лихой купец Никифор, его продали, а до того продали еще раз или два, сам он сказать затруднялся.
Мишка, нахально глядя в глаза священнику, заявил, что желает по примеру первохристиан освободить своего раба, обращенного в истинную веру, а чтобы и памяти о рабстве не осталось, сменить ему имя. Символа веры Роська, естественно, не знал, но священник, ради такого дела, благосклонно не обращал внимания на то, что Мишка подсказывает своему крестнику нужные слова. Так и стал Роська Василием. На напутственные слова священника о том, что не имея иной родни, должен раб Божий Василий, почитать Михаила как отца родного, Роська отреагировал неожиданно бурно: разрыдался и кинулся Мишке в ноги. В принципе, его можно было понять: обрести семью, после всех приключений, которые ему довелось пережить… Мишка даже как-то иначе начал вспоминать Ходока, в сущности, воспитавшего из Роськи вполне приличного парня, а не тупого холопа, но по-собачьи преданные глаза Роськи прямо-таки вгоняли его в краску.
— Слушай меня внимательно. — Начал Мишка, по-прежнему не глядя Роське-Ваське в глаза, а, вроде бы, бдительно оглядывая окружающую местность. — Сейчас пойдешь вдоль саней и передашь всем возницам то, что я тебе скажу. На нас могут напасть, скорее всего, в том месте, где лес будет близко подходить к дороге. Луки у лесовиков слабые, доспех могут не пробить, поэтому надо беречь лицо, стрелять они умеют, да и расстояние будет небольшим. Я смотрю вперед. Кто на вторых санях?
— Петька.
— Он пусть смотрит влево. Кто на третьих?
— Матвей.
— Он пусть смотрит вправо. Кто на четвертых?
— Четвертый — скомороший воз. Там Кузьма.
— Он пусть смотрит опять влево. Кто на пятых?
— Митька.
— Он пусть смотрит вправо. На последних санях Демка, смени его… кто там остался?
— Артюха.
— Вот пусть Артюха правит, а Демка пускай залезает с самострелом на поклажу и смотрит назад. Сигнал опасности — свист. Если опасность справа — один раз. Если слева — два. Как только слышите свист, останавливаетесь и прячетесь за поклажей. В возу у нас мать и Меркуха. Сядешь к ним третьим так, чтобы удобно было размахнуться кистенем. Как только какая-нибудь рожа под полог сунется, сразу бей! Все понятно?